Удивительно устроена человеческая память: иногда не вспомнить, что было три дня назад, а иногда нельзя вычеркнуть из неё события полувековой давности. Мой папка был сварщиком, он часто брал меня с собой на работу, и когда он сварочной маской прикрывал лицо, мне велел отходить подальше. Я заворожено наблюдал, как из-под горелки летят в разные стороны разноцветные искры и старался поймать их варежкой.
Мне нравилось наблюдать, как ловко у папки получается ровный красивый шов на куске металла. Тогда мне казалось, что лучше профессии, чем сварщик и быть не может. Мне было 4 года. Случайно, зимой я пыхтел, забираясь на огромный сугроб, и вдруг увидел такого же пацана, в такой же ушанке, как моя.
Как мы знакомились, я не помню, но дружба наша длится по сей день. Однажды возле соседнего дома остановился автомобиль с деревянным кузовом. Любопытство привело меня к кабине, а когда я в окне увидел своего друга Олежку, моей радости не было предела. Оказывается его отец – шофёр! Вот это да! – с завистью подумал я и вскарабкался на подножку. Мы болтали через опущенное стекло, мой подбородок едва до него доставал.
Дядя Петя, так звали Олежкиного отца, шустро запрыгнул в кабину и, не глядя по сторонам, как говорят водители, «дал по газам»! Машина быстро набирала скорость, и наши испуганные глаза смотрели друг на друга, и от страха мы не могли произнести и слова. Улица поворачивала влево, в переулок, где дорога вела в Автороту, так все называли гараж, где парковались машины и автобусы.
Едва машина повернула влево – я слетел с подножки, как комок снега и рухнул на землю. Очки слетели и голова «пошла кругом». В висках стучало: «Мамка убьёт, если узнает!» Я лежал на земле, а облака вдруг выстроились в красивую цепочку и стали плавать по кругу. Голос мамы отличался от вопящих голосов других тёток, и я понял «мне – конец!», однако подняться на ноги почему-то не получалось.
Женщины кричали вслед дяде Пете бранные слова и махали руками. Машина остановилась, и я понял, что сейчас мне попадёт ото всех сразу. К моему удивлению, меня подхватили чьи-то сильные руки, и тут я услышал, как под чужими ногами хрустнули мои круглые очки. Это был единственный повод обрадоваться. Я соображал, что новые очки родители не скоро «достанут» через городских родственников, а это значит, меня какое-то время пацаны не будут на улице дразнить очкариком. Меня притащили в тёплый дом.
Уложили на диван и стали ощупывать с головы до ног: руки, ноги, живот, голову. Я, сильно зажмурившись ждал наказания. Когда мама заплакала надо мной – я открыл глаза. Возгласы «Живой! Живой!» меня скорее напугали, чем приободрили. Невдомёк мне было, чего это все меня целуют, гладят по голове и воют, как над покойником.Всё закончилось хорошо.
Дяде Пете влетело по полной. По мягкому месту его не лупили и в угол не ставили, но он долго сидел возле дивана, на котором я лежал, и из его глаз текли слёзы. Вот уж чего я никак не мог понять, так причину этих слёз! То ли потому что я остался жив, то ли потому что меня тянуло к технике сильнее, чем моего друга Олежку, но с тех пор у дяди Пети я стал любимчиком.
